Этих двух людей объединило куда большее, чем почти совпадение в датах смерти.
Гайдар умер, когда немногие соотечественники поминают Сахарова, ушедшего 20 лет назад. Гайдар умер в тот день, когда началась другая история страны: ровно 23 года назад, 16 декабря 1986 года, Горбачев позвонил Сахарову в Горький. Возвращение Сахарова предопределило появление реформатора Гайдара. Эта история страны не нравится сегодня, да и вчера тоже не нравилась, абсолютному большинству граждан. Она наполняет смыслом отрезок жизни абсолютного меньшинства.
Человек, который с высокой трибуны говорил: «Мне сегодня ночью позвонила девочка…», — ни физиономически, ни лексически, ни поведенчески не совпадал с той страной, к которой он обращался. И она его захлопывала, чтобы не слышать. Но Сахаров продолжал говорить очень важные вещи — просто и по-человечески, вот так, как никто до него ни с какой советской трибуны не говорил. Потому что он считал нужным это сказать и потому что только так и умел говорить.
Человек с лицом Винни-Пуха и почти детским причмокиванием губами не мог быть публичной фигурой. Таких не берут в космонавты. Люди гайдаровского склада могут быть вытолкнуты на публичную сцену российской истории только в ситуации кризиса или катастрофы. Когда завтра будет нечего есть, а сегодня золотой запас страны пересчитывают вручную. И кто-то должен думать, принимать решения и брать на себя ответственность. Он взял и никогда ее с себя не снимал. И с него ее тоже не снимают.
У обоих этих мужчин было интеллектуальное несовпадение со страной, в которой они жили и умерли. Стране все время нужен Кашпировский и общий наркоз в том или ином виде. Она это и имеет.
Может быть, поэтому им не была уготована судьба дожить до глубокой старости и умереть «после долгой и продолжительной болезни».
Они очень разные, эти двое мужчин. У них была разная история, разная жизнь, разное ощущение собственного предназначения, разная степень конформизма и разное понимание нонконформизма. Но само присутствие таких людей, как Сахаров и Гайдар, уровень их мышления, их видения процессов, их понимания и их знания было вызовом мрачному невежеству и безнаказанному злу, хотя не отменяло ни того, ни другого. Без таких людей у общества слабеет иммунитет.
Сахарова хоронили тысячи и тысячи людей. 18 декабря 1989 года они не знали, что будет завтра, не знали, что распадется страна, не знали, что будет бешеная инфляция, понятия не имели, что такое частная собственность, представить себе не могли Лубянки без Дзержинского, не понимали, что такое открытые границы, никогда не видели полных прилавков. У тех, кто пришел проститься с академиком и диссидентом, было общее прошлое, которое, как казалось тогда, осталось за той чертой, за которой осталась ссылка Сахарова. И неведомое будущее, сигналом к которому стало возвращение Сахарова. Оплакивали его преждевременный уход, но не надежду.
19 декабря 2009 года люди, которые придут прощаться с Гайдаром, — это будут люди, лишенные иллюзий. Это будут те немногие в масштабах страны, кто понимал, что и почему делает Гайдар, чем это чревато, насколько это необходимо, как это болезненно и какой непосильный груз массовой ненависти и непонимания он будет нести до своей последней минуты. Это будут те, кто не вычеркивает девяностые, не снимает с себя ответственности, кто умеет думать, чьи мозги работают самостоятельно, кому не безразлично будущее страны. К нему придут люди, которые знали его слабые и сильные стороны и принимали его таким, каким он был. Это будет то самое меньшинство, которое осталось от сахаровского меньшинства. То самое общество, тот самый незаменимый слой, который столь опасно истончился за 20 лет, отделяющих уход Сахарова от ухода Гайдара.